Биография Пришвина М.М.
Михаил Михайлович Пришвин родился 23 января (4 февраля) 1873 года в Орловской губернии неподалеку от Ельца. Он сам рассказывает о своей семье в одном из своих писем так: «Родился я в том самом уезде, про который много писал Бунин, мой земляк, -- Елецкий уезд Орловской губернии. Родители мои, отец - коренного купеческого рода из города Ельца, а такая весьма странная фамилия Пришвин происходит от слова пришва, часть ткацкого станка, верно, думаю, деды мои были токари или торговали этими пришвами. Отец мой хозяйство вел в небольшом имении, доставшемся ему по разделу в селе Хрущеве ("Хрущевские помещики"), был человек жизнерадостный, увлекался лошадьми, садоводством, цветоводством, охотой, поигрывал в карты, проиграл имение и оставил его матери заложенным по двойной закладной, да и нас пятеро: мне было восемь лет, когда он скончался… Мать моя была тоже коренного староверческого купеческого рода Игнатовых из Белёва (литерат. критик из "Русских Ведомостей" Илья Николаевич Игнатов мой двоюродный брат). Вот она-то, могучая женщина, оставшись вдовой в 35-40 лет, и вывела нас всех в люди, и, замечательная хозяйка! выкупила имение...»
Мать Пришвина
Пришвина Мария Ивановна
(1842-1914 гг.)
«Скончалась она семидесяти пяти лет в 1914 году и оставила мне на горе 30 десятин. Собрался я с силами, выстроил себе дом на своем клоке, завел хозяйство, но тут подошла революция, пришлось все бросить, говорят, теперь на моем клоке новая деревня сидит. Но я не горюю, оттого что любил я у себя только сад, и жить хотелось отчего-то в лесах...
Учиться я начал в Елецкой гимназии, и такой она мне на первых порах показалась ужасной, что из первого же класса я попытался с тремя товарищами убежать на лодке по реке Сосне в какую-то Азию (не в Америку). Розанов Василий Васильевич (писатель) был тогда у нас учителем географии и спас меня от исключения, но сам же потом из четвертого класса меня исключил за пустяковину. Нанес он мне этим исключением рану такую, что носил я ее незажитой и не зашитой до тех пор, пока Василий Васильевич, прочитав мою одну книгу, признал во мне! талант и при многих свидетелях каялся и просил у меня прощения («Впрочем, -- сказал, -- это Вам, голубчик Пришвин, на пользу пошло»).»
Пришвин М. М.
«Плодовитый был все-таки наш Елецкий чернозем: я был в первом классе, а из четвертого тогда выгоняли Бунина, в восьмом кончал С. Н. Булгаков -- это писатели, а по-другому занятых людей и не перечесть, напр., народный комиссар Семашко был моим одноклассником, первейшим другом (и посейчас из всякой беды выручает он, чуть что -- к нему, очень хороший человек, честнейший до ниточки). Вас. Розанов ухитрился выгнать меня с волчьим билетом, так что кончать уже пришлось в Сибири в Тюмени реальное училище на иждивении дяди моего Игнатова, богатого человека, пароходовладельца на реках западносибирских.»
Шестнадцатилетнего гимназиста исключили из гимназии за дерзкое поведение, и в 1889 году мать отправила его в Тюмень, к своему брату -- владельцу судостроительного завода, купцу И. Игнатову. Будущий писатель учился в Тюменском Александровском реальном училище, директором которого в те годы являлся выдающийся ученый Сибири Иван Словцов. Математик, археолог, географ, вице-президент III Международного конгресса востоковедения в Санкт-Петербурге, он явился одним из основателей Западно-Сибирского отдела Русского географического общества в Омске. Благодаря именно ему реальное училище Тюмени за довольно короткий срок превратилось в рассадник всего передового, гуманистического и прогрессивного, и позднее образы Словцова и Игнатова Михаил Пришвин подробно описал в автобиографическом романе «Кащеева цепь».
Тюмень рубежа двух веков XIX и ХХ была, конечно, провинциальным городом. Но провинциальный город в контексте тех лет -- это город, в котором всегда имелся слой граждански и социально активных, образованных и ответственных деловых людей. Они были мотором развития и самого города, и промышленности в нем, и просвещения, а также и общественной жизни и культуры в своем городе. Обычно таким слоем были разночинные интеллигенты и передовая часть купечества. Купечество дало львиную долю меценатов в пореформенной России, и тюменские купцы не были исключением из этого правила.
Купец Андрей Текутьев стоял у истоков первого профессионального театра в Тюмени. В 1892 году на его средства для театра было построено каменное здание, в стенах которого вскоре впервые в тех краях поставлены были произведений Островского, Гоголя и Горького. Горожане, единственным развлечением которых ранее были игра в кости и в карты, хлынули в театр, так что для всех желающих не хватало мест, стояли в проходах весь спектакль, не шелохнувшись, смотрели, затаив дыхание. В течение 26 лет А.И. Текутьев, влюбленный в театр, содержал театр. В 1916 году, перед своей кончиной, он завещал здание театра городу, с непременным условием, что после его смерти в здании также будет располагаться театр. Городская исполнила завещание мецената, и театр был назван его именем, газетные анонсы извещали горожан о спектаклях уже не просто в «Текутьевском театре», а в «Городском театре имени А.И.Текутьева».
Текутьев театр
Здание каменного театра имени Текутьева в Тюмени
Купец Чукмалдин принимал самое активное участие в открытии первого в Тюмени музея. В клубе приказчиков, открытом по его инициативе регулярно устраивались музыкальные вечера. Он был и меценатом художника И. Калганова.
Так что культурная жизнь в Тюмени била ключом и, по всей вероятности, была не беднее культурной жизни уездного города Ельца или, к примеру, Симбирска, особенно если вспомнить, что В.В. Розанов поучительствовал и в симбирской гимназии. Чего стоила, например, богатейшая библиотека Александровского реального училища, собранная Словцовым, свободный доступ к которой имел любой реалист… Или музей училища, созданный тем же Словцовым. В музее было все -- от уникальных археологических и естественнонаучных экспонатов, собранных археологическими и этнографическими экспедициями почти из всех регионов Сибири и ставших впоследствии основой собрания Тюменского краеведческого музея, до картинной галереи, в которой можно было увидеть работы русского самородка из Туринска Ивана Калганова, «русского Хогарта», как оценивали его многие современники.
«... Потом я учился в Риге в Политехникуме химиком четыре года, и тут я уверовал через книгу Бельтова (Плеханов) в марксизм, состоял в организации подготовки пролетарских вождей, переводил (Меринга - ?), шесть раз прочел с рабочими "Капитал". Я был рядовым, верующим марксистом-максималистом (как почти большевик), просидел год в одиночке, был выслан на родину, сюда же, в Елец, одновременно был выслан Семашко, мы соединились и, кажется, за два года еще раз по шесть прочли "Капитал".
После окончания срока высылки я уехал в Германию, изучал здесь все и кончил курс агрономии в Лейпциге. По окончании курса попал в Париж...
Марксизм владел мною все-таки лет десять всего, начал он рассасываться бессознательно при встрече с многообразием европейской жизни (философия, искусство, танцевальные кабачки и проч.), и то чувство самости, которое охватило меня, когда я после нескольких лет агрономической деятельности в России нашел в 30 лет свое призвание в литературе».
Пришвин и Семашко
Пришвин и Семашко
Вернувшись из Европы, молодой агроном Михаил Пришвин некоторое время служил в земстве Клина. Затем занимался с профессором Прянишниковым в Сельскохозяйственной академии Москвы и проверял свои теоретические наработки на опытной станции в Луге. Он сотрудничал в агрономических журналах и даже написал научную книгу о картофеле. Но что-то не совсем устраивало его в этой активной и полезной деятельности.
По счастливой случайности в это время Михаил Пришвин познакомился с известными русскими языковедом академиком Шахматовым. Он уговорили Пришвина поехать с фольклорно-этнографической экспедицией на Север России, в Олонецкую губернию для собирания фольклорных материалов из народной жизни.
Последняя четверть XIX и начало XX столетия не только в России, но и во всей Европе была отмечена острейшим интересом к фольклору. На фоне набиравшего силу острого кризиса христианской культуры возрос, как поиск выхода из этого кризиса, обостренный интерес к фольклору иных, нехристианских культур -- к арабской культуре, к японской и китайской, к индуизму. Изучались шаманские обряды, постигались тайны суфизма и обряды дервишей, переводились индийские веды, развивались оккультизм, спиритизм и вера во всевозможные магии -- черную и белую. Все искали тайное знание о жизни. Николай Рерих переселился в Индию, Николай Гумилев годы проводил в Африке и привез оттуда массу этнографических материалов, легших в основание этнографического музея Петербурга. На этом фоне неизученность народного русского быта вселял у многих надежду, что именно свежесть русского народного мира и народных ценностей сможет дать выход из кризиса угасающим силам цивилизации Европы.
Русский север тех времен был совершенно девственным Мир природы дышал и жил по древним естественным законам, не тронутый цивилизацией и прагматизмом. Девственная природа, мир животных и птиц, никогда не видевших людей, -- все было таким, как при создании мира. И огромные пласты народного бытия, как в языке, так и в укладе жизни были первородны, нетронуты. Это были настоящие древние родники жизни, ничем не замутненные.
Молодой академик, основоположник исторического изучения русского литературного языка, Шахматов пригласил молодого агронома, пишущего о картошке, но великолепно ориентирующегося в глубинных языковых пластах отправиться в Олонецкий край в фольклорную экспедицию -- за сбором сказаний. Неудивительно, что Пришвин жадно начал впитывал всю эту чистую и незамутненную первородность.
Шахматов
Шахматов А. А.
Экспедиция оказалась очень успешной как для Шахматова, так и для будущего певца русской природы Пришвина. А.А.Шахматову удалось дополнить и проверить наблюдениями над живыми великорусскими говорами результаты теоретических предположений о своем новом, сравнительно-историческом методе изучения генезиса языка.
Для М. М. Пришвина поездка в экспедицию явилась тем толчком, который пробудил истинное его призвание. Русский север стал для него отправной точкой самопознания и самораскрытия: «Только тут впервые я понял, что значит жить самому и самому за себя отвечать. Я вернулся к своему детству, когда меня дразнили, что я бежал в Азию и приехал в гимназию, стал путешествовать, и родная Россия мне стала той самой заповедной Азией, в которую я когда-то хотел убежать». Пришвин М. М. вернулся из экспедиции с книгой, принесшей ему известность и открывшей перед ним двери всех литературных кругов страны.
«В краю непуганых птиц» -- путевые очерки, составленные из наблюдений над природой, бытом и речью северян. Эта книга заставила заговорить всех о новом литературном имени -- Михаил Пришвин. С ним знакомится А. Блок, А. Ремизов, Д.Мережковский. Через год после выхода в свет «В краю непуганых птиц» Императорское географическое общество присуждает ему за эту книгу серебряную медаль и звание действительного члена Русского географического общества. После первой, такой головокружительной, удачи Пришвина понесло -- что ни год, то новая книга:
* 1908 год -- «За волшебным колобком».
* 1909 год -- «Светлое озеро» о легендарном Китеже;
* «Адам и Ева» -- очерки о Крыме.
* 1910 год -- «Черный араб» об Аральском море;
* 1911 год -- «Крутоярский зверь» и «Птичье кладбище»
* 1913 год -- «Славны бубны»
Но в августе следующего, 1914, года началась Первая Мировая война. Трижды в жизнь Пришвина вторгалась война. После Первой Мировой вспыхнула гражданская, а потом и Вторая Мировая. И каждый раз он расценивал войну как катастрофу, равную космической. В годы Первой Мировой войны он был на фронте военным корреспондентом, печатая свои очерки в различных газетах. После Октябрьской революции и во время гражданской войны, и после Пришвин М.М. некоторое время учительствовал на Смоленщине, у родных своей жены, жил в Ельце, в Подмосковье и всюду его интересовали история края и нравы обитателей местного леса. Он всеми глазами и всей душой впитывал мир природы, и жизнь всего живого его интересовала как своя собственная.
Постепенно его географический очерк превращался в новый литературный жанр -- философско-поэтическое воспевание мира природы, как неповторимой и удивительной частицы огромного Мироздания. В 1920-е годы он начинает писать серии удивительно добрых, умных и гуманных, совсем коротеньких охотничьих и детских рассказов. Впоследствии, в 1935 году, они вошли в книгу «Календарь природы». Эти короткие рассказы так написаны, что нельзя их не читать, а читая -- нельзя не становиться более добрым и терпимым к миру природы, к жизни животных и птиц и вообще к бытию как таковому.
В годы Великой Отечественной войны М.М. Пришвин отказался от эвакуации в глубокий тыл и жил в деревне Усолье под Переславлем-Залесским. Одна из записей в его дневнике от 9 декабря 1942 года: «И теперь после новой исторической катастрофы я пришел сюда с твердой решимостью в третий раз в жизни начать что-то новое».
Пришвин в Переславле-Залесском
Пришвин в Переславле-Залесском.
Именно здесь и в этот период он оформляет более ранние наброски в первую после революции книгу «Родники Берендея», впоследствии исправленную и известную как «Календарь природы».
В годы Великой Отечественной войны писатель создает «Рассказы о ленинградских детях» (1943), «Повесть нашего времени» (1945), сказку-быль «Кладовая солнца». В последние годы жизни много сил и времени отдавал дневникам (книга «Глаза земли», 1957).
В возрасте 81 года М. Пришвин умер 16 января 1954 в Москве.
< Предыдущая | Следующая > |
---|
Ещё статьи... |